Великий  перелом

Введение

С конца 20-х годов государство приступает к более длительному среднесрочному планированию. Начали вырабатываться пятилетние планы разви­тия народного хозяйства страны, которые приобрели характер твер­дых, четко определенных заданий по производству промышлен­ной и сельскохозяйственной продукции.

XV съезд ВКП(б), состоявшийся в декабре 1927 года, утвер­дил директивы по составлению первого пятилетнего плана разви­тия народного хозяйства СССР. На основании этих директив Гос­план разработал два варианта первой пятилетки — отправной и оптимальный. Вначале эти два Плана не противопоставлялись, а просто учитывалось, что некоторые факторы (будущий урожай, внешнеторговая конъюнктура, внешнеполитическая обстановка) не поддаются точному прогнозу.

Однако в дальнейшем отправной вариант все чаще стали именовать минимальным, оппортунистическим, враждебным. Совнарком стал рекомендовать только оптимальный вариант плана. Начало этому было положено в 1929 году, когда в результате волюнтарист­ского вмешательства сталинского руководства были кардинально пересмотрены показатели уже принятого и начавшего успешно осу­ществляться первого пятилетнего плана. Сталина и его окружение не устраивали не только отправной, но даже и оптимальный вариан­ты плана. Поэтому в 1929 году в них были внесены существенные коррективы в русле повышения плановых показателей. Еще один пересмотр показателей развития народного хозяйства страны произошел в начале 1930 года, и уточненные цифры первого пятилет­него плана были утверждены на XVI съезде ВКП(б).

Первая пятилетка продолжалась 4 года и 3 месяца. В ее ходе страна испытывала значительные трудности. Одновременное строительство сотен новых промышленных предприятий, не под­крепленное соответствующими капитальными вложениями, ма­териальными и людскими ресурсами, вело к распылению средств и сил, к появлению большого количества объектов незавершенно­го строительства. Непосильные темпы развития производства вы­зывали нарушение технологических требований, многочислен­ные аварии и поломки оборудования, перебои в снабжении, снижение качества работ и выпускаемой продукции.

Для того чтобы обеспечить выполнение производственных заданий, стоящих перед промышленностью, требовалось в таких же размерах «подстегнуть» темпы развития сельского хозяйства. Согласно плановым заданиям, сельское хозяйство к концу пяти­летки должно было сделать огромный скачок в деле социалисти­ческого преобразования деревни. Планировалось увеличить по­севные площади на 22%, урожайность — на 35%. Было подсчитано, что рост сельскохозяйственного производства, спо­собный обеспечить потребности промышленности, можно до­стичь при объединении только 18-20% крестьянских хозяйств в колхозы. Однако уже в ноябре 1929 года была поставлена задача форсировать темпы социалистического преобразования сельско­го хозяйства, а в январе 1930 года был утвержден график коллек­тивизации. В соответствии с ним к концу пятилетки в колхозах должно было находиться не 20, а 80-90% крестьянских хозяйств. Совершенно очевидно, что достичь этого в столь короткие сроки можно было только путем насилия над крестьянством для его форсированной коллективизации.

Цель работы – раскрыть содержание такого исторического явления, как  «Великий  перелом». Для этого и поставлены следующие задачи (основные вопросы, подлежащие разработке (исследованию)):  сущность, положительные  и отрицательные черты  коллективизации, индустриализации, культурной и социальной революции в обществе.

1. Коллективизация

В докладе Молотова на ноябрьском (1929 г.) пленуме ЦК от­мечалось: «Вопрос о темпах коллективизации в плане не встает... Остается ноябрь, декабрь, январь, февраль, март — четыре с по­ловиной месяца, в течение которых, если господа империалисты на нас не нападут, мы должны совершить решительный прорыв в области экономики и коллективизации». Решения пленума, в ко­торых прозвучало заявление о том, что «дело построения социа­лизма в стране пролетарской диктатуры может быть проведено в исторически минимальные сроки», не встретили никакой крити­ки со стороны «правых», признавших свою безоговорочную ка­питуляцию.

После завершения пленума специальная комиссия, возглавля­емая новым наркомом земледелия А. Яковлевым, разработала график коллективизации, утвержденный 5 января 1930 г., после неоднократных пересмотров и сокращений плановых сроков. На сокращении сроков настаивало Политбюро. В соответствии с этим графиком Северный Кавказ, Нижнее и Среднее Поволжье подлежали «сплошной коллективизации» уже к осени 1930 г. (самое позднее к весне 1931 г.), а другие зерновые районы дол­жны были быть полностью коллективизированы на год позже. На остальной территории страны преобладающей формой кол­лективного ведения хозяйства признавалась артель, как более передовая по сравнению с товариществом по обработке земли. Земля, скот, сельхозтехника в артели обобществлялись.

Другая комиссия во главе с Молотовым занималась решени­ем участи кулаков. 27 декабря Сталин провозгласил переход от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулаков к ликвидации кулачества как класса. Комиссия Молотова разделила кулаков на 3 категории: в первую (63 тыс. хозяйств) вошли кулаки, которые занимались «контрреволюционной деятельно­стью», во вторую (150 тыс. хозяйств) — кулаки, которые не ока­зывали активного сопротивления советской власти, но являлись в то же время «в высшей степени эксплуататорами и тем самым содействовали контрреволюции». Кулаки этих двух категорий подлежали аресту и выселению в отдаленные районы страны (Сибирь, Казахстан), а их имущество подлежало конфискации. Кулаки третьей категории, признанные «лояльными по отноше­нию к советской власти», осуждались на переселение в преде­лах областей из мест, где должна была проводиться коллективизация, на необработанные земли.

В целях успешного проведения коллективизации власти моби­лизовали 25 тыс. рабочих из городов, в дополнение к уже на­правленным ранее в деревню для проведения хлебозаготовок. Как правило, эти новые мобилизованные рекомендовались на по­сты председателей организуемых колхозов. Целыми бригадами их отправляли по центрам округов, где они вливались в уже су­ществовавшие «штабы коллективизации», состоящие из местных партийных руководителей, милиционеров, начальников гарнизонов и ответственных работников ОГПУ. Штабам вменялось обязанность следить за неукоснительным выполнением графика коллективизации,  установленного местным партийным комитетом: к определенному числу требовалось коллективизировать за­данный   процент   хозяйств.   Члены   отрядов   разъезжались   по деревням, созывали общее собрание и, перемежая угрозы всякого рода посулами,  применяя различные способы давления (аресты «зачинщиков», прекращение продовольственного и промтоварно­го снабжения), пытались склонить крестьян к вступлению в кол­хоз. И если только незначительная часть крестьян, поддавшись на уговоры и угрозы, записывалась в колхоз, «то коллективизиро­ванным на 100%» объявлялось все село.

Раскулачивание должно было продемонстрировать самым не­податливым  непреклонность властей  и бесполезность всякого сопротивления. Проводилось оно специальными комиссиями под надзором «троек», состоящих из первого секретаря партийного комитета, председателя исполнительного комитета и руководите­ля местного отдела ГПУ. Составлением списков кулаков первой категории занимался исключительно местный отдел ГПУ. Списки кулаков второй и третьей категорий составлялись   на местах с учетом «рекомендаций» деревенских активистов и комитетов де­ревенской бедноты, что открывало широкую дорогу разного ро­да злоупотреблениям и сведению старых счетов. Кого отнести к кулакам? Кулак второй или третьей категории? Прежние критерии,  над разработкой которых в предыдущие годы трудились партийные идеологи и экономисты, уже не годились. В течение предыдущего года произошло значительное обеднение кулаков из-за постоянно растущих налогов. Отсутствие внешних проявле­ний богатства побуждало комиссии обращаться к хранящимся в сельсоветах налоговым спискам, часто устаревшим и неточным, а также к информации ОГПУ и к доносам.

В итоге раскулачиванию подверглись десятки тысяч середня­ков. В некоторых районах от 80 до 90% крестьян-середняков были раскулачены как «подкулачники». Их основная вина состо­яла в том, что они уклонялись от коллективизации. Сопротивле­ние в больших станицах Украины, Северного Кавказа и Дона было более активным, чем в небольших деревнях Центральной России, и туда даже были введены войска. Количество выселен­ных, согласно официальной статистике, долгое время определя­лось цифрой в 240 747 семей (или около 1,2 млн. человек). Более современные советские источники называют цифру в 1 млн. раскулаченных семей (или приблизительно 5 млн. человек).

Одновременно с «ликвидацией кулачества как класса» неви­данными темпами разворачивалась сама коллективизация. Каждую декаду в газетах публиковались данные о коллективизированных хозяйствах в процентах: 7,3% на  1  октября  1929 г.; 3,2% на 1 декабря; 20,1% на 1 января 1930 г.; 34,7% на 1 февраля, 50% на 20 февраля; 58,6% на  1 марта... Эти проценты, раздуваемые местными властями из желания проде­монстрировать руководящим инстанциям выполнение плана, в действительности ничего не означали. Большинство колхозов су­ществовали лишь на бумаге. Результатом этих процентных побед стала полная и длительная дезорганизация сельскохозяйственно­го производства. Угроза коллективизации побуждала крестьян забивать скот (поголовье крупного рогатого скота уменьшилось на четверть в период между 1928 — 1930 гг.). Нехватка семян для весеннего сева, вызванная конфискацией зерна, предвещала катастрофические последствия.

В своей статье «Головокружение от успехов», появившейся 2 марта 1930 г., Сталин осудил многочисленные случаи нарушения принципа добровольности при организации колхозов, «чинов­ничье декретирование колхозного движения». Он критиковал из­лишнюю «ретивость» в деле раскулачивания, жертвами которого стали многие середняки. Обобществлению часто подвергался мелкий скот, птица, инвентарь, постройки. Необходимо было ос­тановить это «головокружение от успехов» и покончить с «бу­мажными колхозами, которых еще нет в действительности, но о существовании которых имеется куча хвастливых резолюций». В статье, однако, абсолютно отсутствовала самокритика, а вся от­ветственность за допущенные ошибки возлагалась на местное руководство. Ни в коей мере не вставал вопрос о пересмотре самого принципа коллективизации. Эффект от статьи, вслед за которой 14 марта появилось постановление ЦК «О борьбе про­тив искривления партлинии в колхозном движении», сказался немедленно. Пока местные партийные кадры пребывали в пол­ном смятении, начался массовый выход крестьян из колхозов (только в марте 5 млн. человек). К 1 июля коллективизированны­ми оставались не более 5,5 млн. крестьянских хозяйств (21% общего числа крестьян), или почти в 3 раза меньше, чем на 1 марта.

Возобновленная с новой силой к осени 1930 г. кампания хле­бозаготовок способствовала росту напряженности, временно спавшей весной. Исключительно благоприятные погодные ус­ловия 1930 г. позволили собрать великолепный урожай в 83,5 млн. т. (на 20% больше, чем в предыдущем году). Хлебо­заготовки, осуществляемые проверенными методами, принесли государству 22 млн. т. зерна, или в два раза больше, чем удава­лось получить в последние годы нэпа. Эти результаты; достигну­тые на самом деле ценой огромных поборов с колхозов (доходивших до 50 — 60% и даже до 70% урожая в самых пло­дородных районах, например на Украине), могли только побу­дить власти к продолжению политики коллективизации. На крестьян снова различными способами оказывалось давление: районы, сопротивлявшиеся коллективизации, отстранялись от промтоварного снабжения; колхозам отдавались не только кон­фискованные кулацкие земли, но и все пастбища и леса, находившиеся в общем пользовании крестьян; наконец, прокатилась новая волна раскулачивания, охватившая на Украине 12 — 15% крестьянских хозяйств. Реакция крестьян на этот грабеж средь бела дня была ожесточенной: во время хлебозаготовок 1930 — 1931 гг. отделы ГПУ зарегистрировали десятки тысяч случаев поджогов колхозных построек. Несмотря на это, к 1 июля 1931 г. процент коллективизированных хозяйств вернулся к уровню 1 мар­та 1930г. (57,5%).