Смерть царевича Дмитрия. Факты и гипотезы

Введение

...Как молотком стучит в ушах упрек,

И все тошнит, и голова кружится,

И мальчики кровавые в глазах...

                                                                        А.С. Пушкин

Со времен Н. М. Карамзина обвинение Годунова в убий­стве Дмитрия стало своего рода традицией. «Злодейское убийство» незримо присутствует в главных сценах пуш­кинской трагедии о Борисе Годунове. Именно Карамзин натолкнул Пушкина на мысль изобразить в характере царя Бориса «дикую смесь: набожности и преступных страстей». Под влиянием этих слов А. С. Пушкин, по его собственному признанию, увидел в Борисе его поэтиче­скую сторону. Разумного и твердого правителя не стра­шит бессмысленная и злобная клевета, но его гнетет рас­каяние. 13 лет кряду ему все снится убитое дитя.

В своей работе мы рассмотрим факты гибели и домыслы этой трагедии.

Исторические домыслы, опутавшие «угличское дело», орешки или ножичек.

Младший сын Грозного, царевич Дмитрий, погиб в Уг­личе в полдень 15 мая 1591 г. Повести и сказания Смут­ного времени заполнены живописными подробностями его убийства. Но среди их авторов не было ни одного очевидца угличских событий. В лучшем случае они видели мощи царевича, выставленные в Москве через 15 лет после его гибели.

В то время церковь объявила Дмитрия святым. Новому царю, Василию Шуйскому, руководившему заговором против Лжедмитрия, надо было во что бы то ни стало об­личить его как самозванца и доказать, что истинный Дмитрий давно погиб в Угличе. Сразу после гибели Лже­дмитрия бояре объявили народу, что «царевичь Дмитрий умре подлинно и погребен на Угличе». Грамота написана была с ведома и по приказу Шуйского, который не считал еще необходимым пересматривать версию о гибели Дмит­рия, составленную его собственной комиссией. Не про­шло, однако, и двух недель, как власти начали писать об «убийстве» царевича Годуновым. Духовенство потратило массу усилий на то, чтобы изобразить Дмитрия неповинно убиенным мучеником. Толки о его самоубийстве официаль­ная пропаганда стала рассматривать как еретические.

Святой не мог быть нечаянным самоубийцей, по этой причине творцы мифа утверждали, что в смертный час он играл не ножичком, а орешками. В материалах комиссии Шуйского не было ни слова об орешках. Но это не поме­шало Шуйскому-царю объявить народу следующее: «Ска­зывают, что коли он играл, тешился орехами и ел, и в ту пору его убили и орехи кровью по­лились, и того для тыя орехи ему в горсти положили и тые орехи целы».

Когда мощи Дмитрия перевезли в Москву и выставили на обозрение в церкви, все могли видеть, что в гробу дей­ствительно лежали орешки. Нашлись свидетели, успевшие разглядеть на них кровь.

Можно ли доверять таким показаниям? Как поверить в сохранность орешков, пролежавших в земле на разла­гающемся трупе в течение 15 лет? Как поверить, что сви­детель, на мгновение протиснувшийся к гробу, увидел следы крови на почерневших орехах, которые по всем зако­нам природы давно должны были обратиться в прах? Одно из двух. Либо путал свидетель, писавший через 15 лет после обозрения мощей, либо в гробу действительно лежа­ли ярко размалеванные орехи, и эта улика, грубо сфабри­кованная теми, кто открыл мощи, ввела очевидца в за­блуждение.

Первые жития нового святого сообщали, что на Дмит­рия напали злочестивые юноши, один извлек нож и пере­резал ему гортань. Эта краткая версия оказалась неудов­летворительной с точки зрения церковной пропаганды. Появился более эмоциональный рассказ, изобиловавший драматическими, но полностью вымышленными подроб­ностями. По новой версии, один из злочестивых юношей увидел на царевиче ожерельице, попросил показать его и, когда тот доверчиво подставил шею, кольнул ее ножом, но не захватил гортани. Тогда два других злодея «заклаше» ребенка «аки агньца».

Творцов легенды коробили прозаические подробности происшествия, и они старались приукрасить дело. С не­подходящего места - заднего двора - они перенесли дей­ствие на Красное крыльцо, позже - на парадную дворцовую лестницу. Здесь и произошла душераздирающая сце­на. Как ехидна злая, вскочил на лестницу дьяк Мишка Битяговский, ухватил царевича «сквозь лестницу за ноги», сын Мишки схватил «за честную его главу», Качалов пере­резал горло.

Искать в житиях достоверные факты бесполезно.

Следственные материалы по «угличскому делу».

 Не­сравненно большую ценность представляют следственные материалы, составленные через несколько дней после кон­чины царевича на месте происшествия.

Существует мнение, что сохранившиеся угличские ма­териалы являются беловиком, составленным в Москве кан­целярией Годунова, тогда как черновики допросов в Угли­че не дошли до наших дней. Палеографическое исследо­вание рукописи опровергает такое мнение. В угличском следственном деле можно обнаружить примерно шесть ос­новных почерков писцов. А кроме того, в тексте докумен­та имеется по крайней мере 20 подписей свидетелей-угли­чан. Все подписи строго индивидуализированы и отража­ют разную степень грамотности писавших. Как могли свидетели, не покидавшие Углича, подписать беловик, со­ставленный в Москве?

Существует мнение, что Годунов направил в Углич преданных людей, которые заботились не о выяснении ис­тины, а о том, чтобы заглушить молву о насильственной смерти угличского князя. Такое мнение не учитывает

ряда важных обстоятельств. Следствием в Угличе руково­дил князь Шуйский, едва ли не самый умный и изворот­ливый противник Бориса. Один его брат, как мы пом­ним, был убит повелением Годунова, другой погиб в мо­настыре. Сам Василий Шуйский провел несколько лет в ссылке, из которой вернулся незадолго до событий в Уг­личе. Инициатива назначения Шуйского принадлежала скорее всего Боярской думе. Исследователей смущало то, что Шуйский несколько раз менял свои показания. Сна­чала он клялся, будто смерть Дмитрия была случайной, затем стал говорить о его убийстве. Подобные изменения в показаниях заслуживали бы внимания, если бы Шуйский выступал свидетелем обвинения. Между тем Шуй­ский был следователем, притом он вел следствие не еди­нолично. Церковное руководство направило для надзора за его деятельностью митрополита Гелвасия. В состав комиссии Шуйского входили также окольничий Клешнин и думный дьяк Вылузгин. Клешнин поддерживал дружбу с Годуновым, но, кроме того, он был зятем «героя» углич­ской истории Михаила Нагого.

Члены комиссии придерживались различной политической ориентации. Каждый из них зорко следил за действиями «товарища» и готов был использовать любую его оплошность.

Следственные материалы сохранили по крайней мере две версии гибели Дмитрия.

Версия убийства исходила от Нагих, родни погибшего. Михаил Нагой на протяжении всего следствия решитель­но настаивал на том, что Дмитрия зарезали сын дьяка Битяговского, его же племянник Никита Качалов и муж его племянницы Осип Волохов. Братья Михаила высту­пили с более осторожными показаниями. Возле тела ца­ревича, сказал Григорий Нагой, собралось много людей и «почали говорить, неведомо хто, что будто зарезали царе­вича». Михаил и Григорий Нагие прибыли к месту происшествия с большим запозданием. Тем не менее они утвер­ждали, что «царевич ещо жив был и при них преста­вился».

Они явно путали. Андрей Нагой обедал с царицей во дворце, когда под окнами закричали, «что царевича не стало». Поспешно сбежав во двор, Андрей убедился, что «царевич лежит у кормилицы на руках мертв, а сказы­вают, что его зарезали, а он того не видел, хто его за­резал». Причина ошибки, допущенной Михаилом и Григо­рием, достаточно проста. Несколько человек, видевшие их вблизи, не сговариваясь показали, что Михаил прибыл во дворец «мертв пиян», «прискочил на двор пьян на коне». Григорий был «у трапезы» вместе с братом.

Протоколы допросов позволяют установить, зачем понадобилась Нагим версия убийства Дмитрия. С помощью этой версии они пытались оправдать расправу с государе­вым дьяком Битяговским.

Версия о злодейском убийстве Дмитрия возникла, та­ким образом, во время самосуда. Нагие выдвинули ее как предлог для расправы с Битяговскими. Но обвинения про­тив государева дьяка не выдерживали критики. Семья Битяговских не могла принять участие в преступлении. Вдова дьяка рассказала на допросе, что члены ее семьи обе­дали на своем дворе, когда позвонили в колокол. Гостем Битяговских был в тот день священник Богдан. Будучи духовником Григория Нагого, Богдан изо всех сил выго­раживал царицу и ее братьев. Но он простодушно подтвер­дил перед комиссией Шуйского, что сидел за одним столом с дьяком и его сыном, когда ударили в набат. Таким обра­зом, Битяговские имели стопроцентное алиби.

Допрос главных свидетелей привел к окончательному крушению версии о преднамеренном убийстве Дмитрия.

Царевич погиб при ярком полуденном солнце, на глазах у многих людей. Комиссия без труда установила имена не­посредственных очевидцев происшествия. Перед Шуйским выступили мамка Волохова, кормилица Арина Тучкова, постельница Марья Колобова и четверо мальчиков, игравших с царевичем в тычку. Придавая исключительное зна­чение показаниям мальчиков, следователи дважды сфор­мулировали один и тот же вопрос, чтобы добиться точного и ясного ответа. Сначала они спросили: «Хто в те поры за царевичем были?» Мальчики ответили, что «были за царевичем в те поры только они четыре человеки да кормилица да постельница». Выслушав ответ, комиссия спросила в лоб: Осип Волохов и Данило Битяговский «в те поры за царевичем были ли?» На этот вопрос «робятки» ответили отрицательно. Мальчики кратко, но точно и живо описали то, что случилось на их глазах: «играл-де царевич в тычку ножиком с ними на заднем дворе и пришла на него бо­лезнь - падучей недуг - и набросился на нож».

Может быть, мальчики солгали в глаза царице? Может быть, они сочинили историю о болезни царевича в угоду Шуйскому, не убоявшись гнева своей государыни? И то и другое предположение начисто опровергаются показания­ми взрослых свидетелей.

Трое видных служителей царицына двора - подключники Ларионов, Иванов и Гнидин - показали следующее: когда царица села обедать, они стояли «в верху за постав­цом, ажио деи бежит в верх жилец Петрушка Колобов, а говорит: тешился деи царевич с нами на дворе в тычку но­жом и пришла деи на него немочь падучая... да в ту пору, как ево било, покололся ножом, сам и оттого и умер».

Петрушка Колобов был старшим из мальчиков, игравших с царевичем. Перед Шуйским он держал ответ за всех своих товарищей. Колобов лишь повторил перед следствен­ной комиссией то, что сказал дворовым служителям через несколько минут после гибели Дмитрия.

Показания Петрушки Колобова и его товарищей под­твердили Марья Колобова, мамка Волохова и кормилица Тучкова. Слова кормилицы отличались удивительной иск­ренностью. В присутствии царицы и Шуйского она назвала себя виновницей несчастья: «она того не уберегла, как пришла на царевича болезнь черная... и он ножом поко­лолся...» и Кормилица пользовалась полным доверием ца­рицы. Не ее, а Волохову «убивала» Нагая над мертвым сы­ном, хотя обе женщины были одинаково виноваты, что не уберегли ребенка.

Семь человек, стоявших подле царевича на дворе, ви­дели своими глазами его погибель.

Показания главных угличских свидетелей совпадают по существу и достаточно индивидуальны по словесному вы­ражению. Это говорит в пользу их достоверности.